Читать интересную книгу На распутье - Валерий Анишкин

– За папины деньги, – вставила Мила.

– Да он, вроде, и сам в деле с Олегом Элькиным.

– Ага, в деле! Олег пашет, а Генка только числится и деньги проедает. Олег и терпит его из-за Элькиного отца, потому что, если бы не Андрей Николаевич, то и дела никакого не было. А там, знаешь, какие деньги крутятся?

– Да уж представляю. В Америке в тридцатых годах вся мафия расцвела на водке, да наркотиках.

– Даш, переключи ты эту Пугачиху. Достала попса. Одни и те же по всем каналам… Сколько живу, столько они с экрана не сходят. Вроде, после девяносто третьего года их потеснили с телевидения, а потом они опять вылезли.

– Ну, это ты, Мил, зря, – засмеялась Даша. – Это, по крайней мере, – попсовая классика. Тебя музыкальная школа испортила. Тебе же Шопена подавай. Но не всем же Шопена слушать.

– Конечно. Для этого нужны определенные усилия, для этого нужно учиться, а учиться всегда трудно. Проще сидеть с бессмысленным выражением лица и слушать бредятину, вроде, «Жениха хотела, вот и залетела». Попса, она попса и есть… Кстати, ты тоже слушаешь не Кобзона, а Микки Джаггера, «Deep Purple» и «Queen»…

На первом канале шло ток-шоу. Какая-то юная девица из новоиспеченных звезд учила телезрителя жить: «Я, как бы, думаю, что в семье должны быть свободные отношения. Если муж, как бы, ходит налево, или она тоже ходит, то это не значит, что они, как бы, не любят друг друга. А ревность, это, как бы, пережиток прошлого».

– Во как! – обалдело сказала Даша. – Вот соплячка!

– Да в Москве вообще все с ума посходили. В какой-то передаче Ерофеева спросили: «Если вы считаете, что мат вполне допустим в художественной литературе, и вам не стыдно за это, вы сможете прочитать вот этот ваш отрывок вслух при всех?»

– И что? – заинтересовалась Даша.

– Прочитал. На всю страну.

– Идиотизм!

– Идиотизм-то идиотизм. Но я думала, что Ерофеев умнее. Можно было и не озвучивать мат. Ведь чтение – это интимный процесс. И писатель пишет книгу для одного читателя, а не для аудиторного чтения. Так зачем же озвучивать то, что предназначено одному? А Ерофеев сдуру взял и прочитал. Его как лоха поймали на «слабо»… А ты знаешь, Даш, теперь в продаже есть даже словарь «Мата русского языка». Я у папы нечаянно нашла. Там утверждается, что мат – это фольклор, устное народное творчество. Вот ты знаешь, например, что такое «пошел на х…?

– Да уж знаю, посылали, – засмеялась Даша.

– Ты неправильно знаешь, а словарь объясняет: это значит «отстань от меня и больше не приставай».

– Зачем твоему папе такой словарь? – спросила Даша.

– Так он же по образованию филолог, и сам что-то там пишет. У него полно всякой справочной литературы. У него и «Словарь воровского языка» есть, хотя он как-то сказал, что если такой словарь и нужен, то не для массового пользования, а для уголовного розыска или, на худой конец, для писателя детективных романов.

Даша переключила канал. По НТВ шла передача о трагически погибшей недавно принцессе Диане. «И это мировая скорбь. Трагическая судьба, трагическая смерть. И, кажется, пусть это кощунственно выглядит, закономерное завершение судьбы, потому что продолжение было бы затмением всего, что импонировало обывателю, и забвением, чего так хотела она, и что совершенно не нужно было этому жестокому миру».

– А только что один за другим ушли из жизни Леонов, Папанов, Окуджава, Юрий Никулин. Целое поколение любимых артистов, – сказала Мила.

Они еще немного посидели, тихие и растроганные, разве что только слез не хватало.

– Ладно, Даш, пойдем. Чай остыл. Времени почти два. Завтра не встанем.

После чая они уже в постелях переговаривались о каких-то пустяках и не заметили, как погрузились в глубокий без сновидений сон. Во сне их лица не были безмятежными, как бывают безмятежны у детей и людей беззаботных. По их лицам, даже во сне пробегала тень тревоги, которая сменялась просто озабоченным выражением, и это делало их лица суровыми и роднило со всем народом, населяющим постсоветское пространство. И именно это выражение, суровое и беззащитное одновременно, выдавало в них тот тип людей, которых мир назвал «Homo sovieticus»…

Даша жила с родителями в живописном пригородном поселке «НИИ зернобобовых культур». В город регулярно ходили автобусы. Это был тип микрорайона, только здесь не строили девятиэтажек, все было подчинено нуждам Института, и народ, который населял поселок, так или иначе, имел отношение к Институту. В самом НИИ работало около трехсот человек, а его опытные поля занимали десятки гектаров.

У них был собственный кирпичный дом с большим участком земли, хозпостройками, гаражом и глубоким погребом, обложенным камнем изнутри. Мама работала лаборантом в Институте, отец водил институтский автобус. Зарплаты им хватало и даже оставалось, но основной доход они получали с земли, недаром говорят: «Хочешь разбогатеть – занимайся торговлей, хочешь прокормиться – работай на земле». И они работали. Весной продавали капустную и помидорную рассаду, которую у них охотно покупали, в теплицах выращивали ранние огурчики, а осенью сдавали в магазин картошку. Свободные деньги хранили в «Сберегательной кассе», в той самой, где улыбающийся до ушей молодой красавец с плаката утверждал: «Накопил – машину купил». Вот на новую машину они и копили. Дашкин папа Василий Никифорович, мечтал о «Ниве». Его «Москвич» четвертой модели хоть и был, благодаря стараниям хозяина, вполне на ходу, но, конечно, эта машина ни в какое сравнение с «Нивой» не шла. И еще они с женой, Галиной Михайловной, хотели купить дочери однокомнатную квартиру в городе.

Все рухнуло с перестройкой. Пока молодые реформаторы грызлись за власть со старыми аппаратчиками, пока делили эту власть между собой, а потом решали, что будут строить, но уже все сломав, зубастая гидра инфляция сожрала все сбережения, уменьшив их тысячекратно и сделав народ нищим. И никто не был виноват, потому что виноватых искали по кругу. Получилось как у артиста Евдокимова: «Никто не виноват, а морда бита».

Плюнул Василий Никифорович в сердцах на ставшую бесполезной сберкнижку, обругал матерно и Горбачева и Ельцина, а с ними и всю «кодлу бессовестную», которая в Кремле сидит, и поклялся никогда ни за кого больше не голосовать и ни на какие масляные посулы не покупаться… Зарплата плелась за инфляцией как немощная старуха, иногда останавливаясь, не поспевая за ней. В результате, зарплаты на жизнь хватать не стало. Опять выручала матушка-земля. Но теперь Василий Никифорович стал хранить свои кровные рубли в банке, в своей, стеклянной, решив, что это будет понадежней. Это он так думал. А «они там» думали иначе, устроив день, который вошел в историю экономики России как «черный вторник». 12 октября 1994 года рубль «рухнул», и за один доллар стали давать четыре тысячи рублей вместо двух тысяч восьмисот. Тут же поднялись цены на все импортные товары, а под шумок – и на российские. Черномырдин прервал свой отдых на Черноморском побережье и примчался в Москву. Ельцин заявил, что это сговор коммерческих банков с коммунистами, но в любом случае виноват Председатель Центробанка господин Геращенко. Оппозиционная Ельцину Дума отказалась утвердить документ об отстранения непотопляемого Геращенко. Тогда Президент нашел другого козла отпущения – министра финансов Дубинина. Явлинский сказал, что специалист такого уровня как Геращенко не может не нести ответственности за финансовое состояние в стране. Как это, руководитель Центробанка не знает, на что рассчитывать рублю сегодня, на что завтра. В подобной ситуации в цивилизованных странах руководители высшего ранга подают в отставку. Геращенко сказал; «Подавать в отставку? Не вижу оснований» и укатил в Америку на празднование годовщины открытия Российского банка в США. Егор Гайдар выразился предельно ясно: «Кто-то нажил в один день десятки миллиардов, а потеряли, естественно, опять рядовые граждане».

Предположения о целенаправленной диверсии коммунистов не подтвердились.

Правительство от этой «операции» в накладе не осталось и быстро успокоилось, забыв про «виноватых»…А доллару уготовано было, скорее всего, и дальше дорожать, прежде всего, потому, что, как сказал Алексей Николаевич, «в России нет объективных причин для стабилизации собственной валюты. Необходимое условие стабилизации – устойчивое развитие экономики, чего у нас нет. С чем мы нас и поздравляем».

Василий Никифорович, ругаясь на чем свет стоит, и, обзывая Ельцина, Геращенко, а заодно и Думу со всеми ее правыми и левыми, последними словами, поддавшись всеобщей панике, понес менять оставшиеся рубли на доллары, сам не веря в здравый смысл этой затеи. Галина Михайловна плакала и отговаривала мужа от этой затеи, справедливо полагая, что в нашей стране рассчитывать на какую-то логику бесполезно, «они» что-нибудь обязательно придумают такое, что завтра потеряются и доллары. В хитромудрии им равных нет…